Как президенты США использовали Коран в качестве справочника по юриспруденции

 

Как Коран попал в главное здание Библиотеки Конгресса США?

Напротив Капитолия Соединенных Штатов в Вашингтоне, округ Колумбия, стоит здание Джефферсона. Это главное здание Библиотеки Конгресса - крупнейшей в мире читальни, в которой хранятся более 140 миллионов книг и других печатных изданий.

Величественное здание с неоклассическим внешним видом, медным куполом и мраморными залами названо в честь Томаса Джефферсона, одного из «отцов-основателей» Соединенных Штатов.

Будучи президентом, он закрепил этот институт в законе в 1814 году и  после того, как пожар, устроенный британскими войсками во время англо-американской войны, уничтожил 3000-томную коллекцию библиотеки, предложил продать часть своей собственной обширной книжной коллекции (а по некоторым сведениями и всю коллекцию) в качестве замены потерь.

Среди  6500 книг, которые Джефферсон продал библиотеке, был также двухтомный английский перевод Корана. Наличие этого Корана сначала в частной библиотеке Джефферсона, а затем в Библиотеке Конгресса, вызывает множество вопросов. С какой целью Джефферсон приобретал эту книгу, как он ее использовал и почему включил в хранилище знаний молодой американской нации?

С юности Томас Джефферсон читал и собирал огромное количество книг, причём самых разнообразных: коллекция, которую он в итоге передал Библиотеке Конгресса, насчитывала 6487 томов, начиная от классической философии и заканчивая кулинарией.

Как и многие коллекционеры того времени, Джефферсон не только каталогизировал свои книги, но и отмечал их. Именно его необычный способ маркировки книг позволяет установить, что среди миллионов томов в сегодняшней Библиотеке Конгресса этот конкретный Коран действительно принадлежал ему.

Классификация книг Джефферсона по 44 категориям была во многом основана на работе Фрэнсиса Бэкона. Согласно Бэкону, человеческий разум состоит из трёх способностей: памяти, разума и воображения. Эта тройственность нашла отражение в библиотеке Джефферсона, которую он организовал для работ по истории, философии и изобразительному искусству. 

Система каталогизации библиотеки Джефферсона проливает свет на то, какое место Коран занимал в его мышлении.

Интересно, что Джефферсон не относил религиозные труды к разряду книг по истории или этике, как можно было бы ожидать, но считал, что их место должно быть в юриспруденции.

Просматривая записи «виргинской газеты», через которую Джефферсон заказывал многие из своих книг, учёный Фрэнк Дьюи обнаружил, что Джефферсон купил этот экземпляр Корана около 1765 года, в то время, когда он ещё был студентом юридического факультета колледжа Уильяма и Марии в Вирджинии.

Юридический интерес Джефферсона к Корану не был беспрецедентным. Существует, конечно, целая исламская юридическая традиция религиозного права (Шариат), основанная на толковании Корана, но у Джефферсона был пример, который был ближе его собственной традиции: стандартная работа по сравнительному праву «Законы природы и народов», написанная немецким ученым Самуэлем фон Пуфендорфом и впервые опубликованная в 1672 году.

Пуфендорф с одобрением цитировал правовые прецеденты Корана, включая акцент Корана на поощрении морального поведения, его запрещение азартных игр и призыв к миру между воюющими странами. Как пишет Кевин Хейс, другой выдающийся учёный: «желая максимально расширить свои юридические исследования, Джефферсон нашёл Коран достойным его внимания».

 

Принципы перевода Корана как «Книги Закона» на английский язык

В чтении Корана как Книги Закона Джефферсону помог относительно новый английский перевод, который не только технически превосходил предыдущие попытки, но и был подготовлен очень тщательно и аккуратно. Обычно переводы носили название «Алькоран Мухаммада», однако в этот раз перевод, подготовленный англичанином Джорджем Сейлом и опубликованный в 1734 году в Лондоне, назывался просто «Коран».

Второе издание было напечатано в 1764 году, именно его и купил Джефферсон.

Как и Джефферсон, Сейл был юристом, хотя его сердце принадлежало восточным наукам. В предисловии к своему переводу он сокрушался, что работа «велась только в свободное время и среди необходимых занятий хлопотной профессией».

Это предисловие также информировало читателя о мотивах подготовки данного перевода: «если религиозные и гражданские институты иностранных народов достойны нашего знания, то таковыми должны быть институты Мухаммада, законодателя арабов и основателя империи, которая менее, чем за столетие распространилась на большую часть мира, чем когда-либо владели римляне». Как  ранее было отмечено Пуфендорфом, Сейл подчёркивал роль Мухаммада (Мир ему) как «законодателя», а Корана как примера особой правовой традиции.

Данный перевод можно назвать свободным от предубеждений против мусульман, которые являются характерной чертой большинства европейских работ по исламу этого периода. Однако нужно отдать должное, что Сейл не опустился до тех видов оскорблений, которые, как правило, заполняют страницы более ранних попыток перевода.

Напротив, Джордж Сэйл чувствовал себя обязанным относиться «с обычной порядочностью и даже одобрять такие подробности, которые, как мне казалось, заслуживали одобрения». Поэтому при описании Пророка (Мир ему) Сейл описывал его как «богато снабжённого личными дарами, красивого в лице, тонкого ума, приятного поведения, проявляющего щедрость к бедным, вежливость к каждому, стойкость против своих врагов и, прежде всего, высокое почтение к имени Бога». Это описание личности Мухаммада (Мир ему) значительно отличается от описаний более ранних переводчиков, чьим главным мотивом являлось утверждение превосходства христианства.

В дополнение к относительной либеральности подхода Сэйла, нужно отметить, что он также превзошёл своих коллег в качестве перевода. Предыдущие английские версии Корана были основаны не на оригинальном арабском, а скорее на латинском или французском вариантах, что создавало дополнительные ошибки при переводе. Сейл, напротив, работал с оригинальным арабским текстом.

Стоит отметить, что мусульмане считают Коран неотделимым от языка, на котором он был ниспослан. По этой причине все мусульмане во всём мире читают его на арабском языке, хотя сегодня подавляющее большинство мусульман не являются ни арабами, ни носителями арабского языка.

Красноречие Корана является свидетельством его божественного происхождения. Есть история, которая рассказывает о том, как во времена Мухаммада  (Мир ему) самый известный поэт Мекки принял ислам, прочитав лишь одну из сур Корана, убеждённый, что ни один человек никогда не сможет создать произведение такой красоты.

Это делает любую попытку перевести Коран на другой язык сложной задачей и объясняет, почему мусульмане предпочитают называть неарабские версии Корана «интерпретациями». Трудности усугубляются ещё и проблемами интерпретации, присущими всем переводам, то есть дословным требованием принятия решений о предполагаемом значении оригинала и наиболее подходящем эквиваленте на языке перевода.

Эти вопросы предвосхищаются в тексте самого Корана: «В нём есть аяты с однозначным смыслом [ясные и очевидные по смыслу], которые являются Главной Книгой, и (есть и) другие (аяты) – с многозначным смыслом. Что же касается тех, в сердцах которых (есть) уклонение (от истины), – то они следуют за тем, что в нём сходно, желая (посеять среди верующих) смуту и желая толкования этого (которое соответствует их ложному пути). Но не знает его толкования никто, кроме Аллаха. И твёрдые в знаниях говорят: «Мы уверовали в него; всё – от нашего Господа». Но внимают (увещаниям) только обладатели (здравого) разума!» (сура «Алю Имран», 7 аят).

Большинство современных «переводчиков» Корана прямо затрагивают эти вопросы и объясняют свой особый подход и принятые решения. Хотя никогда не будет окончательного перевода Священного Писания на любом языке мира, кроме арабского, в наши дни английские читатели имеют широкий выбор тщательно подготовленных «интерпретаций».

Поэтому нет ничего удивительного в том, что Сейл принял решение перейти от перевода Священного текста христиан на арабский язык к переводу Священного текста мусульман на свой родной английский. Отмечая отсутствие надёжного английского перевода, он стремился дать «более подлинное представление об оригинале». Чтобы его читатели не были чрезмерно напуганы, он оправдал свой выбор верности оригиналу, заявив, что «мы не должны ожидать, что прочитаем версию столь необычной книги с такой же лёгкостью и удовольствием, как современное сочинение». В самом деле, хотя английский Сэйла сегодня может показаться чересчур тяжёлым и перегруженным, нельзя отрицать тот факт, что он стремился передать часть красоты и поэзии оригинального арабского языка.

Стремление Сэйла создать точное толкование Корана соответствовало его желанию также познакомить своих читателей с настоящим Исламом. Эта «предварительная беседа», как он сам её назвал, занимает более 200 страниц в издании, приобретённом Джефферсоном.

Справедливо представленный и добросовестно документированный, он содержит раздел по исламскому гражданскому праву, который неоднократно указывает на параллели с еврейскими правовыми предписаниями в отношении брака, развода, наследования, законного возмездия и правил ведения войны. В этой содержательной дискуссии Сэйл проявляет тот же бесстрастный интерес к сравнительному правоведению, который позднее двигал Джефферсоном.

 

Каким образом Коран изменил ход мыслей третьего президента США?

Но повлияло ли чтение Корана на Томаса Джефферсона, изменило ли ход его мыслей? На этот вопрос трудно ответить однозначно, поскольку те ссылки на Коран, которые можно найти в его трудах, не позволяют раскрыть его взгляды. Не исключено, что чтение Священного Писания подвигло Джефферсона на изучение арабского языка (в течение 1770-х годов Джефферсон купил ряд учебников по арабской грамматике). Однако для нас гораздо более важен тот факт, что знакомство с Кораном послужило укреплению его приверженности религиозной свободе.

Так, в 1777 году, ровно через год после того, как он составил декларацию независимости, Джефферсону было поручено вырезать колониальное наследие из юридического кодекса Вирджинии. Тогда он решил разработать законопроект об установлении религиозной свободы, который был принят в 1786 году.

В своей автобиографии Джефферсон рассказал о сильном желании, чтобы законопроект не только распространялся на христиан всех конфессий, но также включал «в мантию своей защиты евреев и язычников, христиан и магометан [мусульман], индусов и иноверцев всех конфессий».

Можно предполагать, что изучение Корана Джефферсоном избавило его от популярных предрассудков об Исламе. Возможно данный аспект повлиял и на формирования убеждения, что мусульмане ни больше и ни меньше чем любая другая религиозная группа, имели право на все законные права, которые могла предложить им новая нация.

Коран Сэйла оставался лучшей доступной английской версией Корана ещё на протяжении 150 лет. Сегодня, наряду с оригинальным экземпляром Корана Джефферсона, Библиотека Конгресса содержит почти один миллион печатных изданий, относящихся к исламу, и представляет собой обширную коллекцию знаний для каждого нового поколения законодателей и граждан.

Islam-Today