В мемориальном музее Габдуллы Тукая в Казани прошел вечер памяти выдающегося татарского религиозного мыслителя Мусы Джаруллаха Бигиева, приуроченный к 140 летнему юбилею со дня его рождения. Проведение данного мероприятия в музее Г.Тукая явление не случайное. При жизни оба этих сына татарского народа были достаточно хорошо знакомы.
Хотя тема взаимоотношений двух знаменитостей была ключевой в программе упомянутого вечера, тем не менее, эта страница жизненного пути Бигиева является пусть и ярким, но незначительным фактом. Событий жизни Мусы Бигиева хватило бы на несколько жизней. Сегодня я хочу познакомить читателей с событиями первых месяцев жизни М.Бигиева на чужбине, после того, как он был вынужден покинуть СССР 1930 году.
Осенью 1930 г. Муса-эфенди уехал из Ленинграда и тайно прибыл в Туркестан. Это последнее посещение знакомых ему по годам юности мест оставило горестное впечатление. Он писал: «В конце 1930-го года я отправился в Бухару, после того, как ее захватили большевики с помощью военной силы из наших людей [говоря «из наших людей», Бигиев имеет в виду национальные татарские боевые формирования, принимавшие участие в установлении Советской власти в Туркестане. - А.Х.]. Большевики самовластно распорядились всем, что попало в их трофеи из хранилищ и кладов Бухары, которые заполнялись на протяжении веков, и содержали миллионы кинтаров несметного богатства. И им пришлось несколько месяцев безостановочно вывозить это добро на эшелонах в свою столицу… Те хранилища, те клады и те несметные богатства, сегодня они превратились в неисчерпаемый источник мощной силы большевиков. Я посетил Бухару в тот год, и увидел, что самые лучшие ее медресе были превращены в туалеты для их рынков или в стойла для их ослов! Моя душа не могла выдержать такого, мое сердце наполнилось горем, и я не смог оставаться в ней более трех дней».
Покинув Бухару Муса-эфенди в ноябре того же года с помощью своих среднеазиатских друзей перебрался в город Симхане, располагавшийся вблизи советско-китайской границы. Там он присоединился к торговому каравану и под видом погонщика перебрался в город Кашгар, расположенный уже на китайской территории.
В этой, населенной преимущественно тюрками-уйгурами китайской провинции, еще с царских времен проживало много татар. Поэтому можно понять желание М.Бигиева обосноваться здесь, получив, для начала, какую-нибудь должность в одном из местных медресе. На то были две причины. Во-первых, он хотел остаться как можно ближе поближе к границе с СССР, а во-вторых, он лелеял надежду когда-нибудь встретить на китайской земле свою дорогую спутницу жизни Асьму-бике и любимых детей, побег которых из России могли бы организовать его преданные туркестанские друзья; в третьих, именно в Кашгаре Муса Бигиев надеялся открыть собственное медресе, работающее по разработанной им особой учебной программе.
Однако известность Мусы Бигиева как мусульманского ученого оказала ему медвежью услугу. Весть о том, что в Кашгар едет любимый и уважаемый местными мусульманами алим бежала впереди самого путника. В день прибытия каравана огромная толпа народа вышла к воротам города чтобы приветствовать выдающегося богослова. Стихийное народное собрание не могло не привлечь внимания китайских властей. Уйгурские провинции даже в наши дни являются точкой напряжения на административной карте Китая. В те далекие годы ситуация была не лучше, поэтому местная китайская администрация никак не могла смириться с присутствием в неспокойном регионе фигуры такого масштаба, как Муса Бигиев, который легко мог стать лидером национально-религиозно-освободительного движения мусульманских масс.
Интересен также и другой факт: в описываемое время в Китае уже три года шла гражданская война, вызванная расколом между коммунистами и армией гоминьдана. Маньжурия была оккупирована Японией, кроме этого там были сильны позиции русской белоэмиграции. Во второй половине 20-х годов в Харбине насчитывалось порядка ста тысяч русских эмигрантов. Среди них выдающиеся полководцы, генералы, маршалы, политические и государственные деятели канувшей в лету Российской империи. Это были тысячи обученных, дисциплинированных офицеров, юнкеров, кадетов, - озлобленных поражением, тоскующих по прошлому, живущих надеждой вернуться на родину и готовых по первому же зову сплотиться в единый ударный кулак и нанести удар. Белоэмигранты жили активной политической жизнью и 26 мая 1931 года, на 1-м съезде русских фашистов белоэмигранты создали Российскую фашистскую партию во главе с К. В. Родзаевским (1907-1946). Число членов партии достигало двадцати тысяч человек.
Тем не менее, правительство Китая не питало особых опасений по поводу присутствия в стране активной и боеспособной белоэмигрантской группировки. Возможно, сказывалось то, что Харбин находился тогда в зоне японской оккупации. Тем более показательно, что когда от китайской пограничной службы и секретной агентуры провинции Восточный Туркестан было получено сообщение о том, что границу Китая нелегально пересек некий Муса Джаруллах Бигиев, правительство почему-то озаботилось и забеспокоилось. Срочный сбор информации выявил, что этот худой изможденный человек, прячущий печальные глаза за круглыми стеклами очков, одетый в помятый плащ и сжимающий в руке потертый саквояж, оказывается опаснее целой армии неприкаянных вооруженных русских вояк и японской военщины. Тут же из поднебесной столицы на далекую неспокойную границу летит шифрованная телеграмма с приказом о принятии срочных мер по выдворению из Китая Мусы Джаруллаха Бигиева - нелегального иммигранта, крупного мусульманского ученого. Выдворение нелегала предписывалось произвести под контролем специального конвоя, приставленного к Бигиеву с целью сопроводить его вплоть до государственной границы Китая.
Конечно же, нельзя утверждать, что главную роль в запрете на пребывание Мусы-эфенди в китайской провинции Восточный Туркестан сыграл факт нелегального пересечения им границы Поднебесной. Скорее всего, решающим аргументом, который подвигнул китайскую администрацию объявить Мусу Бигиева персоной нон-грата, был тот факт, что в лице бежавшего из большевистской России знаменитого религиозного ученого и общественного деятеля местное тюрко-мусульманское население, — уйгуры, узбеки, киргизы, татары и др., — обретало настоящего политического лидера и религиозного вождя. А это, как видится автору этих строк, уже было чревато далеко идущими последствиями для государственной целостности Китая. Во всяком случае, именно так могли думать лица, наделенные ответственными властными полномочиями. И Мусе Бигиеву не оставалось ничего иного, как покинуть Поднебесную.
Ближайшим пунктом, где Муса-эфенди мог рассчитывать на достойный прием был Кабул. Туда он и отправился в сопровождении конвойных. Однако сказать «отправился» — несравненно легче, нежели совершить такое путешествие. Следует учесть, что Муса-эфенди находился достаточно далеко от железных дорог и цивилизации вообще. Это был дикий край, воспетый выдающимся русским мыслителем и путешественником Николаем Рерихом.
Перед Мусой-эфенди стеной стояли отроги Малого Памира – страны высоких гор и глубоких ущелий, стремительных горных рек и дремучих лесов, сверкающих снежных пиков и отвесных склонов. На путника мог налететь неожиданный шквал холодного пронизывающего ветра, навалиться густой туман, а то самое настоящее молочно-белое облако, — вытянутой руки не увидишь. Движение в таких условиях было невозможно — каждый следующий шаг мог стать последним. С головокружительной высоты скал, нависающих над узкими горными тропами, грозили обрушиться камнепады, темные лесные чащи надежно скрывали хищников, неслышно крадущихся за караваном. В любой момент мог пойти ливень или начаться снежная буря — не будем забывать, что на дворе стояла зима 1930-31 годов.
Нужно ли иметь богатое воображение, чтобы представить себе с какими трудностями на таком маршруте мог столкнуться вынужденный путешественник, каковым оказался пятидесятипятилетний Муса-эфенди Бигиев? Нетрудно осознать, какой ценой Мусе-эфенди далось преодоление пути от Кашгара до Кабула, которые на карте по прямой укладываются в «какие-то» семьсот пятьдесят километров (чуть меньше расстояния от Москвы до Казани).
Сам Бигиев писал, что этот переход, который длился четыре месяца, он совершил в составе небольшого каравана, верхом на лошади в сопровождении бдительных конвоиров. И, хотя вопреки всем тяготам пути Муса-эфенди не переставал любоваться ошеломляющей красоты горными пейзажами и захватывающими дух видами, тем не менее, конвоиры доставляли ему немало неприятных минут. Они докучали ему своим навязчивым контролем, запрещали проводить различные естественно-научные и этно-антропологические исследования, не позволяли совершать остановки и ночевать в приглянувшихся местах. Их присутствие Муса-эфенди расценивал как самое большое неудобство, которое ему пришлось перенести во время своего путешествия.
Наконец, величественные горные кряжи и пики остались позади и, в самом начале цветущего буйным цветом и звенящего птичьими трелями солнечной весны 1931 года, Муса Бигиев ступил на землю Афганистана. Здесь Муса-эфенди был тепло встречен королем Афганистана Мухаммадом Надир-шахом. Монарх знал о Мусе Бигиеве и почитал его как выдающегося религиозного мыслителя. Возможно, Мухаммад Надир имел честь познакомиться с М.Бигиевым в то годы, когда Бигиев жил в индийском городе Сахаранпур, находившемся в нескольких десятках километров от города Дехра-дун в котором родился и вырос Мухаммад Надир.
Надир-шах устроил дорогого гостя в своем дворце, выделил ему роскошную комнату, предоставил все условия для того, чтобы Муса-эфенди как модно скорее оправился от последствий тяжелого путешествия. Муса Бигиев провел в Кабуле сорок дней. В эти дни Надир-шах и его гость провели немало времени в беседах за чашкой ароматно-терпкого зеленого чая. Однажды, во время одной из таких бесед, шах, вспомнив рассказ Мусы-эфенди о его злоключениях в Китае, любезно предложил ему остаться жить в Кабуле и обещал свою помощь и покровительство. Муса-эфенди вежливо поблагодарил монарха за гостеприимство, и поделился своими планами на будущее. Ученый рассказал о своих исследованиях, об интересующих его темах и о том, какие места, города и страны ему следует посетить для того, чтобы его научная работа пришла к воплощению в конкретных результатах: книгах и статьях.
Надир-шах с уважением отнесся к намерениям своего гостя и предложил оформить на имя Мусы-эфенди заграничный паспорт как гражданину Афганистана. Муса-эфенди, не раздумывая, согласился, ведь этот документ давал ему возможность в дальнейшем путешествовать легально, в качестве гражданина Афганистана.
Уже совсем скоро Муса-эфенди воспользовался открывшимися возможностями и, попрощавшись с Надир-шахом, отправился в Бомбей. Впереди его ждали девятнадцать лет скитаний, встреч, расставаний и, самое главное – годы непрерывной и упорной научно-религиозной работы во благо мусульманской уммы.
Айдар Хайрутдинов
Интерсный материал? Пожалуйста, сделайте репост!