Ислам в Китае. Islam in China

 

 

Ислам проник в Китай в начале эпохи Тан (618-907 гг. н.э.), т.е. на заре своего существования, с северо-запада, через Синь-цзян, и морским путем с юго-востока. Мусульманами в Китае бы­ли тогда в основном арабы и персы. В эпоху Тан Китай поддержи­вал связи как с Центральной Азией, так и с арабскими царствами.

Уже в 742 г. в столице Китая городе Чанъань (Сиань) была по­строена знаменитая мечеть, позже названная Большой Сианьской мечетью. Во времена монгольской династии Юань (1271—1368) в Китай активно переселялись не только воины, торговцы и пропо­ведники, но и представители благородных мусульманских се­мейств. Некоторые монгольские ханы, ставшие правителями Ки­тая, исповедовали ислам и привлекали своих учителей-мусульман к управлению Китаем. Однако когда монгольскую династию Юань сменила династия Мин (1368-1644), мусульмане были лишены многих привилегий.

Начиная с династии Юань, все мусульмане Китая стали на­зываться «хуэй». Это слово применялось к уйгурам, арабам, узбе­кам, татарам. В середине XX в. словом «хуэй» официально стали называть только мусульман, ассимилировавшихся в китайской среде и говорящими на китайском языке, а также их потомков от смешанных браков, поэтому в народе ислам традиционно называ­ют хуэй-цзяо (учение хуэй), в то время как сами мусульмане пред­почитают термин цинъчжэнь-цзяо (чисто истинное учение). Встре­чаются также термины исылань, мусылинь (исламский, мусульманский).

Хуэйцы проживают в основном в Нинся-Хуэйском автоном­ном районе, имеются малые и крупные компактные поселения в провинциях Ганьсу, Цинхай, Хэбэй, Хэнань, Шаньдун, Юньнань. Хуэйцы проживают компактно, разрозненно и являются самым многочисленным национальным меньшинством Китая. На протя­жении многих веков хуэй жили рядом с ханьцами, поэтому гово­рят на китайском и используют китайскую письменность. Хуэйцы, живущие с другими национальными меньшинствами, владеют также языками соответствующих нацменьшинств. Незначительная часть хуэйцев знает арабский и персидский. Народность хуэй ве­дет свой отсчет с VII в. В те времена арабские и персидские купцы занимались в Китае торговлей, некоторые из них осели в Гуан­чжоу, Цюаньчжоу и других юго-восточных приморских регионах, где по истечении нескольких столетий постепенно стали одним из этнических компонентов национальности хуэй. В начале XIII в. бежавшие в северо-западные регионы Китая от непрекращавшихся войн среднеазиаты, персы и арабы постепенно слились с местны­ми ханьцами, уйгурами и монголами, вступая с ними в браки или принимая их веру. Так, постепенно сформировался второй этниче­ский компонент национальности хуэй. Ныне представители на­циональности хуэй проживают почти во всех уездах и городах Ки­тая. Хуэйцы - мусульмане, и в местах их проживания построены мечети. Хуэйцы соблюдают свои обычаи в пище, вероятно, поэтому одной из традиционных сфер деятельности хуэй является инду­стрия питания. Часто можно увидеть вывески ресторанов и про­дуктовых магазинов, на которых написано «хуэйминь» или «цин-чжэнь» (мусульманская кухня). Эти рестораны и магазины специализируются на обслуживании не только представителей на­циональности хуэй. Хуэйцы имеют весьма высокий уровень эко­номического и культурного развития.

 

 

С этнической точки зрения ислам в Китае представлен сего­дня десятью национальностями, что составляет около 18 млн. че­ловек. Это частично тюркские или тюрко-монгольские общины (уйгуры, казахи, киргизы, дунсян, татары, узбеки), проживающие в провинциях на северо-западе Китая (Синьцзян, Ганьсу, Нинся, Цинхай). Есть небольшая группа говорящих на фарси - таджики в Синьцзяне, а также говорящие на китайском мусульмане хуэй с населением в 9 млн. человек, рассеянные по всему Китаю. Много мусульман в провинции Хэбэй. В Пекине есть целый мусульман­ский квартал. Еще со времен эпохи Тан мусульмане живут в Сиа­не. Кроме того, мусульманами также традиционно обжит большой юго-восточный ареал - провинции Юньнань, Гуйчжоу, Фуцзян, Гуандун. Небольшая народность, представители которой испове­дуют ислам, представлена также на острове Хайнань. С религиоз­ной точки зрения мусульмане Китая - сунниты ханефитского тол­ка. Только таджики являются шиитами-исмаилитами.

Этническая инородность привела к отчуждению мусульман от ханьского большинства. Некоторые правила мусульман каза­лись ханьцам непонятными: например, запрет на алкоголь и сви­нину, ведь у ханьцев свинина традиционно была любимым видом мяса, а алкоголь не позволяли себе разве что буддийские монахи. В конфуцианском Китае профессия торговца презиралась, а му­сульмане легко становились торговцами, были поворотливы, бога­тели. В результате ханьцы стали воспринимать мусульман как чу­жих, или «варваров». Их считали некультурными, жадными, злыми, воинственными. Правящая маньчжурская династия страв­ливала ханьцев и хуэй, чтобы, ослабляя их взаимными конфликта­ми, не давать расти протесту против маньчжурского правления.

Нынешнее положение мусульман в Китае можно назвать не­однозначным. С одной стороны, они, как и представители других религий, имеют право отправлять свой культ. С другой стороны, отправление этого культа происходит под контролем властей и связано со многими ограничениями. Проблема мусульманского образования в старом и современном Китае всегда была пробле мой сохранения общины верующих в среде, являющейся в основ­ном немусульманской. Неудивительно, что мусульмане, особенно на северо-западе страны, традиционно воспринимались китайски­ми властями как пятая колонна. С этим обстоятельством связана в целом плохая изученность вопроса, который, по понятным сооб­ражениям, традиционно замалчивался. Первое издание Корана на арабском языке вышло лишь в 1862 г., тогда как первое издание Корана на китайском языке вышло только в 1927 г., через 16 лет после провозглашения республики. Разумеется, тексты Корана хо­дили в Китае до этого, но в рукописных версиях. Неудивительно, что во второй половине XIX в. произошла целая череда восстаний мусульман против императорской власти. Все они были жестоко подавлены. Однако об актуальности мусульманской темы в Китае вообще и мусульманского образования в частности говорит уже тот факт, что огромное постсоветское пространство Средней Азии населено родственными народами того же вероисповедания и по­хожего образования, которым китайские мусульмане часто ближе, чем ханьцам.

Для обеспечения религиозного образования традиционного толка (ляоцзяо) в XVI в. в Китае были открыты школы при мече­тях. Требования к этому «образованию при мечетях» (цзинтан цзяоюй) были разработаны имамом из Шэньси по имени Ху Дэн-чжоу вскоре после возвращения последнего из паломничества в Мекку. В начале XX в. в Китае зародилось фундаменталистское и реформистское движение Ихван, вдохновлявшееся идеями вахха­битов. Основатели этого движения в качестве одного из своих ло­зунгов выдвинули призыв к модернизации исламского образова­ния. Сторонники Ихван ратовали за вовлечение в образовательный процесс женщин и обучение на китайском языке, а следовательно, повсеместное и глубокое овладение последним.

 

 

Другие мусульманские реформаторы, стремившиеся внести свой вклад в преобразование китайского общества, в начале XX в. основали несколько специальных школ, в частности знаменитый педагогический колледж Чэнда. Последний был создан Ма Сунц-зином, одним из четырех «великих имамов» Китая, на базе одной из мечетей провинции Цзинань в 1925 г. Позднее колледж был пе­реведен в Пекин. Программа обучения в колледже предполагала обеспечение современного уровня преподавания: изучались китай­ский и арабский языки, история, математика, естественные науки, большое внимание уделялось также отправке студентов для про­должения образования за границу. Именно из этого учреждения впервые в истории страны китайских студентов-мусульман стали посылать для изучения ислама в университет Аль-Азхар в Каире, крупнейший образовательный центр мусульманского мира. Клас­сическая учебная программа традиционного типа предполагала десять лет изучения положений ислама под руководством не­скольких имамов. Халиф (букв. «преемник») должен был учить арабский и персидский языки, уметь читать и толковать такие ос­новные тексты ислама, как «Хайти» (сборники предписаний, ка­сающихся процесса омовения и дневных молитв), «Цзасюэ» (т.е. изучение свершений и изречений Пророка Мухаммада), собствен­но Коран и Священное Писание (Сунна); предполагалось также детальное знакомство с положениями исламского права, представ­ленными в трактатах четырех различных правоведческих школ, а также глубокое изучение других религиозных текстов на арабском и персидском языках. При изучении доктрины суфиев и учений, проповедуемых женщинами-имамами, особое место занимали тек­сты на персидском языке.

Важным моментом при обучении было особое внимание, ко­торое должен был проявлять учитель по отношению к ученику, -оно было призвано благоприятствовать пониманию текстов и рас­ширению познания. Учебный курс завершался, как и в настоящее время, «церемонией облачения» (чуаньи), которая должна знаме­новать собой переход от статуса ученика к статусу «ахуна» (т.е. имама). В современном Китае церемония chuanyi понимается ши­ре, чем раньше: она призвана служить сплочению не только чле­нов местной общины и их ахунов, но и поддержанию связи между всеми местными верующими, с одной стороны, и ахуном той ме­чети, с которой поддерживаются регулярные контакты по линии образования, - с другой.

После 20 лет религиозных репрессий (первое закрытие мече­ти состоялось в 1958 г. и религиозная деятельность в целом не воз­родилась до реформ Дэн Сяопина в 1978 г.) в 90-х годах наблюда­ется возрождение исламской общины: строятся и ремонтируются мечети, распространяется исламское знание, переводятся религи­озные тексты. В начале 1980-х годов религиозное образование бы­ло ограничено стенами медресе, но благодаря инициативам част­ных лиц и коллективов как на местном, так и на провинциальном уровне по всей стране быстро открылось множество частных араб­ских или китайско-арабских школ, а также институтов. Широкое распространение получили «minban» - деревенские или коопера­тивные школы, подписывающие контракт с местными властями. Результатом политики реформ, проводимых в области обра­зования на протяжении десяти лет (соответствующие решения приняты в 1985 и 1993 гг.), стала децентрализация и приватизация системы образования. Целью мусульманских инициатив было ос­вобождение от государственного контроля и предоставление воз­можности населению, особенно девочкам, получения базового об­разования. В Китае около 40 тыс. мечетей, каждая из которых теоретически имеет свою школу. Примечательно, что в некоторых мечетях наряду со школами Корана есть школы боевого искусства. Однако не все ахуны имеют учеников. Это часто связано с уста­лостью и преклонным возрастом ахунов. В этих обстоятельствах студенты могут легко поступить в другую ближайшую школу. Хо­тя среднее число учащихся — 20 на мечеть, некоторые мечети, имеющие место для размещения студентов, лучшие условия и в особенности те, где славится преподавание имамов, могут иметь сотню учеников. Эти студенты в основном мальчики, которым по крайней мере 18 лет, так как по китайским законам для изучения религии нужно быть старше 18 лет. В некоторых школах, особен­но в провинциях на северо-западе страны, ученикам может быть и 16 лет. Некоторые учащиеся приходят в исламскую школу после окончания средней государственной школы второй ступени (гаоч-жун), другим удается закончить только начальную школу или пер­вую ступень средней школы (чучжун), некоторые же вообще не владеют китайской грамотой. Они являются выходцами из различ­ных регионов, иногда очень далеких. Если семья учащегося не в со­стоянии найти деньги, плата за обучение, как и за жилье, осуществ­ляется за счет принимающей общины.

 

 

В результате проведенных реформ религиозного образова­ния сократилась продолжительность обучения (число лет обучения сокращено до четырех или пяти). Последнее связано с омоложени­ем ахунов, увеличением числа учителей, а также «текучестью кад­ров». Изменились форма и содержание классической учебной про­граммы. Имамов предшествующих поколений часто критиковали за то, что они не в состоянии выражать себя на арабском языке, а произносят сказанное с сильным китайским акцентом. В реформи­рованной учебной программе изучается не только священный язык Корана, но и современный арабский язык. Чтобы показать хоро­ший уровень арабского, регулярно организуются соревнования в чтении Корана на провинциальном и национальном уровне в присутствии высокопоставленных лиц из мусульманского мира. Это улучшение преподавания арабского языка происходит за счет персидского, поскольку тексты, необходимые для выпускного эк­замена, в основном на арабском языке, труды на персидском изу­чаются все реже. Тем не менее персидский по-прежнему остается языком обучения женщин-ахунов и суфийских братств. Однако, в общем, в то время как молодые учащиеся обладают теперь реальным навыком разговора на арабском языке, имеет место уменьшение объема религиозного знания, так как изучается и комментируется меньший объем религиозных текстов: обучение ограничивается знанием основных текстов и дополняется курсом религиозной политики государства.

Учебный цикл заканчивается экзаменом под руководством местного Бюро по религиозным делам, представителя местного отделения исламской ассоциации, если она есть, и местного ахуна. Приняв облачение, новый ахун приглашается местным сообщест­вом служить. Это реформированное обучение распространилось в последние несколько лет на все мечети, независимо от религиоз­ного движения, к которому они принадлежат.

С 1990-х годов по инициативе ахунов или светских препода­вателей некоторые школы при мечетях, оставаясь на территории мечетей или поблизости от них, превратились в самостоятельные организации с директором и особой администрацией. Такие шко­лы имеют статус частных или специализированных школ. Некото­рые из частных школ известны числом своих учеников, мужчин и женщин, разнообразием программ, а также возможностями для получения высшего образования в Китае (на факультетах ино­странных языков) или за границей. Они часто известны под таки­ми именами, как «Китайско-арабская школа», «Школа арабского языка» или «Школа мусульманской культуры». Эти названия час­то отражают особую специализацию. Некоторые школы выбирают название «Арабская школа», с тем чтобы подчеркнуть, что их ос­новная задача - преподавание языка. Другие добавляют еще один компонент, чтобы указать на свою религиозную приверженность, например Арабская школа «Свет Мусульманства». Другие подчер­кивают свою национальную идентичность, например в названии «Школа хуэйской национальной культуры».

Плата за обучение в школах невысока. Скромность расходов объясняется финансовым участием местных общин, а также низ­ким уровнем заработной платы учителей. Некоторые учителя на пенсии и работают почти бесплатно. Оклады рассчитываются в соответствии с семейным положением, регионом происхождения и уровнем квалификации. Иначе говоря, человек, который является главой семьи, происходит из другой провинции, учился за грани­цей, будет иметь наиболее высокую зарплату. Хотя большинство учителей - мужчины, около трети составляют женщины. Примеча­тельной дополнительной деятельностью является регулярное из­дание газеты, создаваемой преподавателями с участием студентов. Такие публикации широко распространены в мечетях и в других школах каждой провинции и за ее пределами. Они используются для пропаганды богословских идей и предоставления информации по социальным вопросам.

 

 

Образование женщин является одним ич основных нововве­дений. Для китайского общества вообще характерен высокий, осо­бенно для стран Азии, удельный вес образованных женщин. Отли­чительной чертой китайского ислама являются женские мечети. Управляемые женщинами-ахунами (имамами), они существуют на протяжении нескольких веков, особенно па Центральной равнине. В тех районах, где нет отдельных мечетей для женщин, девочки могут посещать школу при обычной мечети. На вечерние и иногда утренние занятия в мечетях, предназначенные для взрослых рабо­тающих и пожилых женщин, собираются десятки людей. Эти за­нятия проводятся учителями обоего пола. Примером является ве­черняя школа - «женская школа» (нюсяо) в г. Санья на острове Хайнань. Эта школа представлена двумя зданиями, одно из кото­рых зарезервировано для девушек, которые проходят регулярный курс обучения при одной из деревенских мечетей, другое предла­гает четыре класса для других учащихся.

Если начальное и среднее исламское образование в значи­тельной степени приватизировано, то высшее находится под пол­ным контролем государства. I осударство основало институты Ко­рана (исылань цзинсюэюань) па провинциальном уровне через Отдел по делам религий и Исламскую ассоциацию Китая. В Китае восемь институтов Корана, основанных между 1983 и 1987 гг., -в городах Шэньян, Ланьчжоу, Синин, Куньмин, Пекин, Урумчи, Чжэнчжоу и Иньчуань. Институты Корана имеют статус универ­ситетов, их задачей является подготовка ахунов, преподавателей и переводчиков арабского языка. Эти институты получают большие финансовые средства и имеют огромные новые здания, готовые, однако, вместить меньше учащихся обоего пола, чем медресе и частные школы. Институт в городе Иньчуань особенно хорошо обеспечен банковскими кредитами для закупок оборудования, в 1986 г. институт получил субсидию в 1 млн. юаней, а также регу­лярно получает средства из Всемирного исламского банка развития. Студенты поступают в институты Корана в конце второй сту­пени среднего образования (гаочжун) после сдачи экзамена. До 2001 г. занятия продолжались всего три года, а теперь - пять лет. Плата за обучение весьма высока. В целях привлечения студентов институты, как в Чжэнчжоу, идут по пути диверсификации учеб­ных программ, а также по пути открытия специальных курсов кал­лиграфии или боевых искусств. Хотя подобные учебные заведения находятся на высоком уровне элитарности и стоимость обучения в них велика, многие родители настороженно относятся к подобно­му религиозному образованию, так как оно находится под полным контролем властей.

После окончания института Корана, как и после окончания специальных школ, выпускники могут становиться ахунами. Од­нако многие учителя и лидеры национальности хуэй утверждают, что сейчас более чем достаточно ахунов, и стремятся открывать молодым людям другие возможности. Некоторые выпускники предпочитают карьеру учителя или переводчика в Гуанчжоу и Шэньчжэне или поступают на факультет иностранных языков Пе­кинского университета. Молодые женщины в свою очередь препо­дают в частных школах или могут найти работу в детских садах, открытых местными общинами.

Обучение за границей, как правило, финансируется семьей при поддержке местной общины. Дополнительные субсидии берет на себя принимающий университет. Полный курс занимает обыч­но около пяти лет, но есть и краткосрочные курсы (три месяца) для ахунов, особенно в Аль-Азхаре. Задачи такого обучения могут быть самыми разными. Хотя в 1980-х годах речь шла об улучше­нии подготовки ахунов, многие молодые люди быстро обратились к бизнесу, правда, с разной степенью успеха. После неудач в биз­несе некоторые вернулись в религиозную среду и преподают в частных школах. Преподавательские места имеются, как правило, в различных мусульманских организациях. Выезд за границу для получения мусульманского образования является выходом для тех студентов, которые не имели бы ни малейшего шанса сделать это в рамках государственного образования (их семьи не настолько бо­гаты или они недостаточно талантливы, чтобы попасть в лучшие школы). По возвращении из-за границы вчерашние студенты зна­комят мусульманскую общину Китая с полемикой, идущей в настоящее время в исламском мире. Их отношение к обществу и роли мусульман в мире, а также к собственному поведению часто зависит от того, где они учились. Так, например, некоторые наи олее ортодоксальные ахуны не смотрят в непокрытое лицо жен­щины, когда говорят с ней.

 

 

Впрочем, и в самом Китае ислам не един: множество сопер­ничающих движений взаимодействует и противостоит друг другу. Но если в прошлые века борьба велась за влияние между традици­онным исламом и суфиями, а также между самими суфийскими братствами, то в начале XX в. конфронтация расширилась и превратилась в противостояние фундаменталистского и модерни­стского ислама, в образе движения ихван, и совсем недавно еще более ригористического движения - салафи (сантай). Местами борьбы традиционно являются мечеть и улица, но образование всегда было одним из главных полей сражений. Сегодня, как и в прошлом, конфликт может стать очень бурным. В прошлом разно­гласия касались толкования Корана и религиозных практик.

В наши дни дискуссии практически не изменились: это веч­ный для всех религий вопрос о возвращении к изначальной чисто­те учения, реформирование религиозных практик, которые слиш­ком адаптированы к местным условиям, о верности Корану и о необходимости единства ислама. Образование, таким образом, по сути своей, поприще, на котором находит самовыражение ислам­ская полемика. Как правило, после возвращения из священных го­родов, человек, несущий новые убеждения, представляет их в школе при мечети. Его харизма, умение убеждать и обучать учени­ков будет основным залогом успеха такого движения, однако мно­гое зависит и от окружающей социальной и политической среды.

Глубокие изменения, происходящие в последнее время в ки­тайском обществе, не могут не отражаться на умонастроениях членов исламской общины. Беспокойство, рожденное социальным неравенством в результате неравномерного экономического разви­тия, отсутствие точек опор у многих молодых людей, неразвитость демократических институтов приводят к тому, что все больше мо­лодых людей интересуются идеями салафизма о единстве уммы, а также ясными и простыми положениями доктрины салаф - воз­вращение к вере старейшин. Новые идеалы и образ жизни иной раз удивительны в современном китайском контексте, особенно в том, что касается женщин. Это становится ясно при виде обучающихся в провинции Юннань в школах салафи девушек, которые с ног до головы одеты в черное и закрывают даже лицо. Зрелище это не совсем типично для Китая, потому что девушки из религиозных школ обычно носят только головной платок (хиджаб), а иногда длинные платья.

Внешние проявления приверженности исламским обычаям, равно как и инновации в этой сфере, не столь заботят китайские власти, как вопросы религиозной идеологии. Увеличение числа мусульманских школ, рост числа студентов, возвращающихся из мусульманских стран, распространение сочинений реформаторов начала века, которые сейчас запрещены, а также деятельность не­которых религиозных движений побудили власти Китая усилить контроль над религиозными течениями, в первую очередь внутри ислама. Для этого 23 апреля 2001 г. власти через проправительст­венную Китайскую исламскую ассоциацию учредили «Комитет по делам исламского образования», который считается специальной (zhuanmen) комиссией на национальном уровне и состоит из 16 членов, с большинством из национальности хуэй (10 из 16).

Китайские власти также пытаются воздействовать на содер­жание мусульманских проповедей. Первая якобы общественная инициатива началась в Синьцзяне в августе 2001 г. и касалась пре­зентации новой книги проповедей, опубликованных и настоятель­но рекомендованных Комитетом в июле того же года. С этого мо­мента организуются конкурсы на лучшую проповедь, похожие на конкурсы по чтению Корана. Комитет отвечает также за публика­цию переводов и учебников для преподавания ислама. В частных школах действует своего рода стандарт на использование одних и тех же книг по языку, истории и т.д. Однако эффективность таких методов остается под вопросом, особенно в Синьцзяне, где рели­гиозные проблемы непосредственно связаны с этноязыковыми. После волнений в этом регионе получившее широкое распростра­нение религиозное образование было в 1996 г. вновь запрещено и восстанавливалось позже под неусыпным контролем со стороны государства. В августе 2002 г. в городах Южного Тянь-Шаня ме­четь открывалась лишь во время часов молитвы, что делало невоз­можным любое обучение. Только великая мечеть Ид Ках в Кашга­ре оставалась открытой для осмотра туристами.

В 2002 г. имаму в Синьцзяне было разрешено преподавать только одному или двум студентам и только при поддержке Бюро по религиозным делам и местных властей, в то время как в других китайских провинциях число учащихся медресе может быть близ­ко к сотне. В Синьцзяне затруднено открытие мусульманских школ. Организовать подпольную школу можно, но риски велики. Только один Институт Корана (jingxueyuan), управляемый и контролируемый властями, получил государственную лицензию в Урумчи.

Национально-языковая политика китайского правительства объективно создает препятствия на пути уйгур к высшему образо­ванию, в том числе религиозному. В Китае каждая народность ис­пользует в начальной школе свой собственный язык, изучение китайского обычно начинается в последний год обучения в на­чальной школе и продолжается в средней школе в объеме пример­но трех часов в неделю. В мае 2002 г. пекинские власти напомнили в прессе о принятом ранее, но еще не применявшемся на деле, ре­шении об устранении уйгурского языка из системы высшего обра­зования. До этого естественные науки преподавались только на китайском, в то время как для преподавания других дисциплин регулярно использовался уйгурский язык.

Бедность уйгурских семей, особенно в оазисах на юге Тянь-Шаня, делает невозможным нормальное образование детей в госу­дарственных школах, которые стали платными, даже в течение теоретически обязательных первых девяти лет обучения. В резуль­тате уйгурский ребенок, который не происходит из городской, от­носительно благополучной среды, имеет очень мало шансов полу­чить образование выше начального, которое он, как правило, получает на уйгурском языке. Если семья пытается компенсиро­вать этот недостаток образования религиозной школой, ей прихо­дится ждать, пока ребенок не достигнет возраста 18 лет. Тогда можно отправить его либо за границу, в Пакистан, если семья мо­жет себе это позволить, либо дать ему-пройти курс изучения Кора­на в другой части Китая. Если удается установить контакты с со­ответствующей школой, уйгурские мальчики и девочки могут обучаться в провинциях Центрального и Южного Китая, при этом религиозное образование возможно только на арабском языке, ко­торый до этого ребенок нигде не изучал.

 

 

Ограниченные возможности для получения образования приводят к тому, что на улицах городов, таких как Хотан, множе­ство мальчиков в возрасте от 12 до 14 лет работают в качестве во­дителей телег-такси, запряженных ослами, чтобы помочь своим семьям прокормиться. Более того, даже выпускник Урумчийского университета имеет мало надежды на профессиональное трудо­устройство в регионе, так как его плохое знание китайского меша­ет ему получить работу, ведь предпочтение в выборе отдается ханьцам, говорящим на китайском языке. Неудивительно, что в этой безнадежной ситуации молодые люди стремятся сделать карьеру за пределами Синьцзяна или начинают интересоваться идеями равенства и социальной справедливости, вовлекаясь в по лемику о единстве ислама и возвращении к халифату. Многие из них, заподозренные в принадлежности к «Хизб ут-Тахрир» (партия освобождения), были арестованы в Синьцзяне весной 2001 г.

В других китайских провинциях ситуация совсем иная, по­скольку здесь в основном власти имеют дело с мусульманами национальности хуэй, говорящими на китайском языке. Противо­стояние происходит не столько с центральными, сколько с мест­ными властями. Не в состоянии осуществлять полный контроль над циркулирующими идеями, китайские власти пытаются пере­дать контроль самим мусульманам, лояльным к китайским вла­стям. Такая политика представляется гарантией того, что рост но­вых движений будет ограничен. Впрочем, в том, что касается роста движения салафи, этот расчет оказался ошибочным. В реальности традиционная независимость мечетей друг от друга и растущее стремление значительной части исламской общины к идеологиче­ской независимости делают контроль над свободной циркуляцией исламских идей достаточно трудной задачей. Как следствие между государственным вмешательством в вопросы религии и растущи­ми формами идеологической автономии существует неустойчивое равновесие, продолжительность которого трудно предсказать.

Итак, идеи модернизации исламского образования возникли в Китае в начале XX в., когда были выдвинуты требования ввести религиозное образование для женщин и преподавание основ исла­ма на китайском языке. Первое требование частично претворяется в жизнь в современном Китае, второе перестало быть актуальным, так как мусульманское образование осуществляется практически только на арабском языке. В результате реформ в сфере религиоз­ного образования, проводимых в Китае начиная с 1978 г., сократи­лась продолжительность обучения, изменились форма и содержа­ние классической учебной программы. Срок обучения уменьшился вдвое. В результате реформ больше времени стало уделяться современному арабскому языку. Улучшение преподавания араб­ского при этом сопровождается сокращением часов, отведенных на изучение персидского языка. Тогда как число традиционно изу­чаемых предметов и священных текстов сократилось, добавились новые современные дисциплины, например английский язык, ин­форматика и даже ушу. Если религиозное образование на уровнях начальной и средней школ в значительной степени приватизиро­вано, то высшее находится под полным контролем государства. Государство контролирует не только процесс обучения, но и рели­гиозный дискурс, причем контроль осуществляется как государственными учреждениями, так и при помощи лояльных к властям мусульман. Особенно жестким этот контроль является в Синьцзя­не, где религиозные проблемы тесно связаны с этноязыковыми. Однако беспокойство, рожденное социальным неравенством, а также неразвитость демократических институтов приводят к тому, что все больше молодых людей интересуются идеями салафизма. В настоящее время трудно предсказать, на какую чашу весов скло­нится неустойчивое равновесие, существующее между государст­венным вмешательством в вопросы религии и растущим стремле­нием мусульманской общины к идеологической автономии.

«Вестник Московского университета».

Сер. 13, Востоковедение, М., 2010 г., № 4, с. 56-69.