Борьба с терроризмом традиционно была важным направлением партнёрства НАТО и России. Москва — один из наиболее активных поставщиков безопасности в деле противодействия терроризму, равно как одна из наиболее привлекательных мишеней для экстремистов всех мастей. Российская поддержка сыграла значимую роль в действиях ISAF в Афганистане. Вооружённые силы России находятся на переднем крае борьбы с ДАИШ (запрещена в РФ). Посредством механизмов ОДКБ и ШОС Россия совместно со своими партнёрами сдерживает экстремистов в Центральной Азии. Среди членов ОБСЕ Россия — один из наиболее весомых партнёров в контртеррористической борьбе.
Тем не менее терроризм и экстремизм продолжают набирать обороты. Мощнейший военный блок, общие оборонные расходы которого превышают триллион долларов ежегодно, а численность войск — 3,5 миллиона человек оказывается фактически бессильным в защите своих граждан от террористов. Экстремистское подполье расширяется и в самой России. В сухом остатке наиболее развитые в военном отношении страны, входящие в ОБСЕ, с большим трудом сдерживают растущий террористический натиск. Почему так происходит?
Во-первых, усилия России и западных стран в борьбе с терроризмом в значительной степени разобщены. Стороны рассматривают друг друга в качестве приоритетной угрозы безопасности. Значительная часть их ресурсов направлена на взаимное сдерживание, а не на борьбу с терроризмом. Причём внутри НАТО наблюдается явная асимметрия подходов. Наиболее антироссийски настроенные восточноевропейские члены альянса практически не страдают от терроризма. И наоборот, такие страны как Германия и Франция, подвергшиеся серии террористических атак, гораздо в большей степени открыты к сотрудничеству с Россией, хотя и сохраняют критичную позицию по целому ряду направлений. Террористы пользуются разобщённостью России и Запада, расширяют свою активность на обоих направлениях.
Во-вторых, стороны имеют принципиально разные подходы к оценке источников терроризма. Они по-разному оценивают и происходящие на Ближнем Востоке политические процессы. На Западе долгое время доминировала точка зрения о необходимости демократизации европейской периферии и стран исламского мира. Демократизация рассматривалась как необходимое следствие серии революций «арабской весны», равно как и серии западных интервенций в исламские страны. Но в большинстве случаев демократизация закончилась либо гражданскими войнами, либо приходом к власти откровенных экстремистов, либо необходимостью западного военного присутствия и мощных финансовых вливаний. Россия категорически выступала против интервенций и навязанной демократизации. Российским приоритетом традиционно выступало сохранение и укрепление государственности. Именно государственная состоятельность и полноценный суверенитет позволяет эффективно противодействовать экстремистам «на местах». Демократизация в исламском мире — крайне специфический процесс. Здесь не действуют универсальные схемы. Похоже, что в западных столицах это начинают понимать.
В-третьих, Россия и Запад столкнулись с принципиально новым качеством экстремистской деятельности. В её основе лежит мощная и крайне эффективная идеологическая работа. Ряды террористов пополняют как выходцы из бедных стран и регионов, так и граждане вполне благополучных европейских стран. Радикальный исламизм превращается в доктрину, привлекательную для больших масс, независимо от социального статуса. Это приводит к тому, что проблему становится невозможно решить только лишь усилиями специальных служб. Можно разгромить одну или несколько организаций террористов. Но до тех пор, пока их идеология сохраняет привлекательность, на их месте мгновенно будут появляться новые. Только лишь усилиями специальных служб проблема решена быть не может. Требуется самая активная работа на уровне системы образования, гражданского общества, СМИ. На стороне радикалов — растущая идеологическая сплоченность. На стороне же России и Запада — растущая идеологическая разобщенность.
В-четвёртых, идеологическая эффективность экстремистов накладывается на принципиально новые возможности в информационно-коммуникационной среде. Социальные сети позволяют детально таргетировать целевые аудитории для информационного воздействия — по возрасту, убеждениям, привычкам, местонахождению, социальному статусу и многим другим характеристикам. Они же дают возможность удалённо управлять большими массами людей, проводить вирусную индоктринацию, в сжатые сроки мобилизовывать жертв пропаганды, осуществлять вербовку в ряды террористов. В социальных сетях экстремисты захватили инициативу. При этом у России и Запада отсутствуют согласованные подходы к управлению цифровой средой. Более того, на Западе Россия представляется едва ли не как главная угроза в киберпространстве. Разобщённость России и Запада в цифровой среде укрепляет позиции экстремистов.
В-пятых, НАТО и ОДКБ как два военных союза, слабо приспособлены к противодействию новым методам экстремистской деятельности. Особенно это касается НАТО, который всё ещё в значительной степени сохраняет облик времён холодной войны. Для ОДКБ с его пристальным вниманием к центрально-азиатскому вектору, антитеррористическая направленность более привычна. Однако и здесь требуется огромная работа по адаптации к быстроменяющимся технологическим, информационным и социальным реалиям. Ситуацию осложняет отсутствие практического взаимодействия НАТО и ОДКБ.
В-шестых, новые институциональные формы экстремистской деятельности. Она выстраивается по сетевому принципу. В частности ДАИШ превратился в своего рода террористическую франшизу, позволяющую крайне гибко адаптироваться под конкретные местные условия. В результате радикальные исламисты с успехом прорастают в таких разных регионах, как Северная Африка, Ближний Восток, Европа, Северный Кавказ и Закавказье, Центральная Азия, Южная Азия, Юго-Восточная Азия и др. Громоздкие военно-политические блоки и международные организации оказываются на шаг позади в борьбе с подобными сетями.
Что можно предпринять в сложившихся условиях?
Первое. Выделить борьбу с экстремизмом в отдельную «корзину», жёстко отделить террористическую проблематику от других направлений взаимодействия России и Запада. В противном случае противоречия по широкому кругу наших отношений будут мешать эффективному взаимодействию в борьбе с общей угрозой.
Второе. Разработать и запустить механизмы по управлению цифровым пространством с целью борьбы с экстремизмом. Такая работа уже ведётся в киберпространстве на уровне специальных служб. Однако она требует вовлечения более широкого круга участников, включая частные IT-компании.
Третье. Запустить сетевые проекты на уровне некоммерческих организаций, образовательных учреждений и экспертных центров с целью противодействия экстремизму. В отличие от официального уровня взаимодействие в этих секторах в гораздо меньшей степени связано политическими противоречиями. А значит, скорость и качество взаимодействия на этом уровне могут быть принципиально иными. Кроме того, сетевая организация противодействия экстремизму может оказаться эффективной с учётом сетевой структуры самих экстремистских организаций. Необходима разработка методик такой работы, сбор лучших практик, их внедрение. На государственном уровне потребуется ресурсная и финансовая поддержка.
Наконец, последнее, но не менее важное. Требуется ресурсное и политическое укрепление ОБСЕ как общеевропейского института безопасности хотя бы на уровне противодействия экстремизму. До тех пор, пока в Европе отсутствует инклюзивный институт безопасности, выстраивание эффективной системы борьбы с новыми угрозами и вызовами будет затруднительным. Однако это не должно исключать сотрудничества по линиям «Россия — НАТО», «ОДКБ — НАТО», «Россия — ЕС» и др.
Иван Тимофеев, программный директор Фонда клуба «Валдай», программный директор РСМД