Абдур-Рахман Джами - поэт и суфий

Джами - поэт и суфий
В последние годы, когда борьба с коррупцией государственных чиновников вышла в России на новый уровень, приходят на ум не потерявшие актуальности строки из стихов Джами, обращенные к правителю страны: «О шах! Простой народ – сокровищница; помни, / Что золотые в ней таятся клады жизни./ Как вору, отруби ты руку полководцу, / Что грабит подданных – сокровище отчизны».

Мавлана Нуриддин Абдур-Рахман ибн Низамиддин Ахмад Джами (1414-1492) — знаменитый персидский по­эт - завершитель классического периода поэзии на персидском языке, блистательный ученый, богослов. Он родился в провинции Джам около Герата (современный Афганистан)  в Хорасане в семье влиятельного духовного лица, обучался в престижной религиозной школе Герата, где достиг значительных успехов в области арабской риторики. В 22 года он написал трактат по астроно­мии и геометрии, который послал в Самарканд в академию точных наук Улугбека.

Результатом было приглашение учиться в академии. Таким образом,  Джами продолжил образование в Самарканде, изучая среди других предметов также астрономию и математику. Большую часть жизни Джами провел в Герате под покровительством султана Хусейна Байкары из династии Тимуридов. Султан также оказывал покровительство известным художникам-миниатюристам Бихзаду и Шаху Музаффару. Прославленный множеством талантов, Джами не раз получал приглашение жить при дворе в Дели и Стамбуле, однако роскоши столиц он предпочел родной город.

Историческая справка

     С переходом в 1469 году Мавераннахра к детям Абу Саида, а Хорасана - к потомкам Умаршайха, империя Тимура полностью распалась. В этот период наиболее крупным владетелем Хорасана был султан Хусейн (1469-1506), установивший относительно прочную власть и около сорока лет правивший в Герате. Султан Ахмад правил в 1469-1494 годах в  Закаспийских владениях и Мавераннахре с центром в Самарканде. Время Тимура и тимуридов было для Средней Азии эпохой величайшего внешнего блеска. Столицу Тимура  Самарканд, украшенный величественными архитектурными сооружениями, был одним из крупнейших и богатейших городов мира. Город этот стал центром науки при внуке Тимура - Улугбеке. После смерти Улугбека в культурном отношении стало возвышаться значение Герата, где произошел подъем культуры, проявившийся в развитии поэзии, миниатюрной живописи, каллиграфии, музыки.

По пути духовного совершенствования

      В возрасте не старше 40 лет Джами встал на путь тасаввуфа в Герате. Его духовным наставником стал шейх Саадиддин Мухаммад  Кашгари, ученик великого  Шаха Бахауддина Накшбанди. Позднее Джами познакомился с шейхом Убайдуллой Ахраром, с которым переписывался на протяжении всей своей жизни. Джами оказал влияние на персидских, тюркских и индийских суфиев. Особо место принадлежит написанному им трактату - сборнику биографий суфийских шейхов «Нафахат-аль-унс» («Дуновения обители святости»). Трактаты Джами «Лаваких» («Вспышки света») и «ад-Дурра аль-фахира» («Славная жемчужина») посвящены рассмотрению сложных вопросов суфийской философии. В «Лаваких» автор вкратце изложил историю идей тасаввуфа.

       Все письменное наследие Джами, состоящее в формах  двустиший маснави, газелей, рубаи, кыт’а - сборников лирических стихотворений, а также сборников поучительных историй и притч, пронизано ароматом тасаввуфа. Джами писал трактаты, в том числе коммен­тарии к Священному Корану, к суфийской поэзии Ибн аль-Фарида, произведениям Мухийаддина Ибн аль-Араби. В  касыдах «Море тайн» и «Сияние духа» Джами осуждал рационализм Ибн Сины. Он также написал еще целый ряд прозаических рассуждений о филологии, стилистике, приемах поэтического творчества, стихосложении - рифме и метрике, о музыке – композиции и ритме, арабском синтаксисе.  Всего после него осталось около 40 произведений.

       Джами воспевал любовь к Аллаху и рассуждал о проблемах человека – наилучшего творения Всевышнего. Его призыв к утверждению идеа­лов общечеловеческой справедливос­ти — равенства людей независимо от их сословно­го происхождения,  нравственные тре­бования, обращенные к каждому че­ловеку, сохранили свою актуальность по сей день.

     Джами помог доверенному сановнику тимуридского султана Хусейна Мир Алишеру Навои (1441– 1501) встать на путь тариката - духовного очищения. Позднее Навои основал и содержал ханаку ихласийа в Герате, а также 90 рибатов. Алишер Навои известен как покровитель искусств и выдающийся поэт и прозаик,  первый поэт, писавший на тюркском  чагатайском языке:

«Но наслаждались люди «Арбаин» лишь на языке фарси,

А тюрки с пользою постичь стихи те не могли.

Тогда я цель поставил пред собою: для народа моего,

Переложу стихи, не пропустив из «Арбаина» ничего».

      Джами всячески поощрял усилия Навои в деле развития тюрко-язычной, литературы. В свою очередь, успехи гератской школы литературы и науки на фарси были многим обязаны деятельности Навои. Вокруг Джами и Навои группировались поэты, ученые, историки, художники, каллиграфы, архитекторы. Его учениками счи­тали себя не только поэты и писате­ли, но музыканты и певцы, каллигра­фы и ученые-богословы. Многие круп­нейшие произведения литературы XV века были посвящены Джами или созданы под влиянием его творчества. К нему приезжали многие писатели и ученые из Мавераннахра, Азербайджана, Индии и Ирака. Ма­лой Азии и Аравии, многие вели с ним постоянную переписку. Со­хранилось 337 писем-автографов. В них Джами давал советы о благоустройст­ве городов и строительстве дорог, бо­ролся против беззаконий чиновников, оказывал материальную помощь дея­телям культуры и учащимся, добивался облегчения бедственного положения простых тружеников, уменьшения налогов.

      Несмотря на свою известность, Джами был в прост в быту, как простой земледелец или ремесленник. В произведениях современников Джами говорится о его своеобразии, необычайной скромности, простоте, разумности.

Тасаввуф и поэзия        

      Поэтическое творчество и тонкие духовные переживания в тасаввуфе отличаются друг от друга: самовыражение и самоутверждение личности, с одной стороны, и добровольное растворение в Аллахе — с другой. Суфии сосредотачиваются на свете (нур), любви (мухаббат) и излияниях (фейз) Аллаха,  поэты стремятся выразить свои утонченные и почти неуловимые переживания в творческом процессе. Иногда духовное переживание и поэтическое творчество могут дополнять друг друга или даже полностью отождествляться друг с другом.  Поэты и суфии, говоря о своем духовном опыте, часто используют символы и аллегории, позволяющие выразить тончайшие переживания. Это невозможно передать с помощью логически стройных рассуждений, требующих ясности, четкости, предсказуемости и строгой взаимосвязи между объектом и языком описания.

      Поэтический опыт и опыт духовных практик обладают эмоциональным, а не фактическим содержанием.  Их воздействие на читателя или слушателя в значительной степени определяется его способностью уловить связь между почти неуловимыми ассоциациями и соотнести их со своими собственными переживаниями. Поэтому нередко духовные переживания на пути тасаввуфа нередко облачаются в поэтическую форму. Однако суфийскую поэзию нельзя расценивать как простое вербальное воспроизведение духовных переживаний.   Поэтические образы и переживания суфия определяются символами и ценностями исламской традиции, в которой он был воспитан, и его личным индивидуальным мировоззрением и темпераментом.

      Тонкие переживания на пути тасаввуфа позволяют увидеть мир не таким, каким его воспринимают простые верующие. Такое особое восприятие мира зачастую вызывает у него желание в устной или письменной форме поведать другим людям о своем полном духовном перерождении. Эти переживания нельзя передать простыми словами, жестами, движениями, описать с помощью формальной логики. Язык поэзии принципиально отличается как от логически последовательного языка науки, так и от языка, принятого в повседневном общении. Важной чертой поэтического способа выражения является то, что он позволяет создать текст, допускающий сразу несколько разных толкований, отличается пластичностью и способностью описывать одновременно несколько предметов, явлений и ощущений. Это позволяет каждому читателю найти в одном и том же тексте свое собственное понимание поэтических образов и аллегорий.

      И поэзия, и переживание суфия имеют эмоциональный и интуитивный характер.  Именно с этой точки зрения следует рассматривать творческое наследие великих суфийских поэтов, как Аттар, Руми и Джами.

Семь престолов (Большая медведица)

      Главную поэтическую славу Мавланы Абдурахмана Джами составляет цикл романтических и суфийско-философских поэм под названием «Хафт авранг» («Семь престолов»).  «Дар благородным» («Тухфат аль-ахрар») – о благородной нравственности и любви к Аллаху.  «Четки праведников» («Субхат аль-абрар»)  — суфийского и дидактического содержания.  «Юсуф и Зулейха» — одно из наиболее изящных произведений персидской словесности. У суфиев любовь Золейхи к Иосифу означает любовь раба к своему Создателю.  «Лейли и Меджнун»  —  идиллическая поэма из жизни кочевых арабов, герой и героиня принадлежат к двум враждующим родам. «Книга мудрости Искандера» («Хиреднаме-и-Искендер») - дервишское рассуждение о тщете людского счастья. «Золотая цепь» («Сельселет-аз-захаб») пронизано суфийскими аллегориями. «Саламан и Абсаль» - эпическая поэма, наполненная аллегориями.

Три дивана любви

        Лирические стихотворения Джами заключаются в трех его «Диванах». Это сборники газелей, рубай, строфических стихов, разделенных в соответствии с основными этапами его жизни – «Первая глава юности» («Фатихат-аш-шабабб»), «Средняя жемчужина в ожерелье» («Васитат аль-икд»), «Завершение жизни» («Хатимат аль-хайат»).

Любовь для него — движущая сила Вселенной, самое возвышенное чувство, объеди­няющее в единое целое духовное и телесное, человека и природу, вечное и преходящее, божественное и мир­ское. Все явления приро­ды, вопросы морали, нравственности, политики, истории, общественной жиз­ни в лирике автор рассматривал с позиции влюбленного.

Блестящий мастер ритма, рифмы, тонкий знаток языка, Джами выступал против усложненности стиля литера­турного произведения, добиваясь яс­ности поэтической мысли. По мнению Джами, «стих должен быть прозрач­ным родником, рубинами обильным,— не песком...». Рубины мысли он ценил едва ли не больше стилистического изящества.                            

      Стихами изложено также описание двух святынь — Мекки и Медины  и «Доказательства пророческого достоинства Мухаммада (мир ему и благословение)».

Бахористон

Цветы поэзии Джами не вя­нут вот уже в течение пятисот лет. В его поэме «Весенний сад» («Бахористон»), состоящей из 8 книг, есть прозаические части, завораживающие рифмы, назидательные новеллы. Это увлекательная энциклопедия жизни и нравов людей — от мусорщика до падишаха, поэтиче­ский ответ на поэму Саади «Гулистан». Язык прост и ясен и напоминает народную речь с обили­ем пословиц, несущих мудрость веков. Рифмованная проза — «садж» — строга и проз­рачна, как додуманная до конца мысль.

Сталь  закаленную  разгрызть зубами,

Путь процарапать сквозь гранит ногтями,

Нырнуть вниз головой в очаг горящий,

Жар  собирать  ресниц  своих совками,

Взвалить на спину ста  верблюдов ношу,

Восток и Запад измерять шагами —

Все это для  Джами  гораздо легче,

Чем   голову  склонять   пред   подлецами.

Таков урок челове­ческого достоинства. Поэт убежден, что «нельзя уважать подлеца лишь потому, что он красив, нельзя вбивать в глаз гвоздь лишь потому, что он золо­той».

Величайшим счастьем для человека Джами считал облегчение им страда­ний и тягот народа. Вот истинный критерий оценки че­ловека, а не знатность и богатство, положение в обществе. Главное в том, что несет человек людям, каков его духовный мир. Нередко правители XV века свой деспотизм прикрывали религи­озным рвением.Поэт срывает с них маски ложного благочес­тия. По его убеждению, справедли­вость правителя в течение часа богоугоднее, чем его молитвы в течение шестидесяти лет. Однако,  правители должны быть добродетельными только в отношении добрых и честных людей и карающими — в отношении жесто­ких, злых и бессердечных.  Джами описал идеальное государства без войн, безбедных и богатых, где царят равенство, добро, свободный труд, справедливость и знание.

 То город был особенных людей.

 Там  не было  ни  шаха, ни  князей.

 Ни богачей, ни бедных. Все равны,

 Как братья, были люди той страны.

 Был труд их легок, но всего у них

 В достатке было от плодов земных.

 Их нравы были чисты. И страна

 Не ведала, что в мире есть война.

      По утверждению поэта, улучшения общества можно добиться путем мо­рального усовершенствования челове­чества. Джами ставил конкретную работу, приносящую пользу окружающим людям, – труд  ремес­ленника, крестьянина, собирателя хвороста выше происхождения, богатства, высоких чинов,  выше показного, неискреннего и лицемерного поклонения Всевышнему.

Значение творчества

      Джами прожил 78 лет и два дня. Умер 9 ноября 1492 года. В день его смерти весь город Герат был в трауре. По повелению султана, поэту-дервишу были устроены блестящие похороны. С тех пор прошло более полтысячелетия. Стихи Джами еще при жизни переводил на тюркский Алишер Навои. Кашмирский поэт Сривара тогда же переложил на санскрит поэму Джами «Юсуф и Зулейха». Его произведения были по­пулярны среди грузин, азербайджан­цев, туркмен, узбеков, индийцев, ара­бов. Его читают на хинди, татар­ском, арабском, на язы­ках пушту, урду и пенджаби, европейских языках.

Творчество Джами тем ценно, что оно воспевает любовь к Аллаху, то, без чего обязательное поклонение Всевышнему не может быть искренним.

 

Примеры стихов

Я на рассвете у цветка

спросить решился, удручен:

«Зачем, таясь от соловья,

 столь поздно он раскрыл бутон?»

 

 Шепнул мне ветер:

«Оттого он улыбнуться опоздал, —

Своею кровью обожжен,

он от других скрывает стон». 

Как может зеркало души

мир просветленно отражать,

Когда лик друга твоего

раздумья тенью омрачен?

 

Ношу я, как серьгу в ушах,

совет седого мудреца,

Алмазом мысли речь свою

не зря оттачивает он:

«Эй, правду выслушай, сынок,

коль мне сопутствовать  решил,

Земные страсти погреби,

забудь, что ты самовлюблен».

 

Джами, испытывай себя,

не устрашась грядущих мук, —

Перл, что достался без труда,

 никем не будет оценен!

 

                                         ГАЗЕЛИ

* * * Не хочу я пустословьем обеднять родной язык, Потакать лжецам и трусам в сочиненьях не привык. В бесполезных поученьях затупить свое перо – Все равно, что бросить в мусор горсть жемчужин дорогих. В суете и праздномысльи я растратил много лет И раскаиваться буду до скончания дней моих. Лишь с годами постигая смысл сокрытый ремесла, Тайно слезы проливаю, еле сдерживаю крик, Лег от Кафа и до Кафа* слов немереный простор, Поиск верного созвучья вел не раз меня в тупик. Рифмы, образы и ритмы трудно подчинить себе, – Как поймать рукою ветер, содрогающий тростник? И сказал я на рассвете вдохновенью своему: «Мне мучительно с тобою каждый час и каждый миг. Я устал гранить и мерить, находить и вновь терять, Пребывать хочу в молчанье, отвратив от песен лик». «О Джами, – раздался голос, – ты хранитель многих тайн, Ты богатствами владеешь, я раздариваю их»!

РУБАИ

                               * * *

Доколе будем мы внимать своим страстям,
Обманывать, петлять по всем земным путям?
Устав от бытия, мы умоляем Бога
О том небытии, где будет сладко нам.

* * * Этот мир, зеленый, алый, голубой. Скоро будет отнят у тебя судьбой. Так ступай и сердце ты вручи Тому, Кто всегда с тобою, кто везде с тобой.

* * * Ты вздохом горестным моим учись внимать, о сердце, В пути далеком мы должны ровней дышать, о сердце. А всех, не помнящих добра, презревших правды свет, Забудь, коль можешь! Нам таких не надо знать, о сердце!

                            КЫТ`А 

* * * Не обольщайся прелестью красавиц, Пленительно расцветших в том саду. Ты в будущем году к ним охладеешь, Как к прошлогодним – в нынешнем году.

                                  * * *

Бездарному, как ни старайся, ничем нельзя помочь.
Бесплодны все твои усилья, и труд напрасен твой.
На глиняный забор сухую колючку положи, –
Не расцветет она от солнца и влаги дождевой.

                                   * * *

Я поднял выю помыслов высоких,
Освободившись от ярма стяжанья;
Презрел богатства, власть. Мне светит бедность;
Пред ней, как ночь пред солнцем, тьма стяжанья.

* * * Глупцов и подлецов, о ты, мой юный друг, Во имя благ мирских не восхваляй беспечно. Блага придут на срок и выскользнут из рук, А между тем позор останется навечно.    * * * Джами, ты ворот жизни спас из лапы бытия, Но не схватил рукой подол того, что алчешь ты. Погибло шесть десятков лет. Закинь же невод свой, Чтобы с уловом он пришел всего, что алчешь ты.