Между тем доктор истории Сунамис не спорит, что эта, по ее словам, «ничейная-ничейная-земля между», согласно определению, данным ей ЮНЕСКО, оказывала огромное культурное влияние на Средневековый мир благодаря, надо понимать, не только торговле, но и волнам миграции, тому самому Великому переселению народов.
Это влияние затронуло Западный Китай, северный Афганистан, Пакистан, Индию, Иран, Кавказ, Монголию, Европу и Ближний Восток, вплоть до Северной (а возможно и Восточной Африки). От себя добавлю, однако, что еще только предстоит разобраться, было ли это великим переселением, или же перемещением тюрков на их исконных землях, если учесть данные исследований о тюркском происхождении шумеров, этрусков и других легендарных народов.
Центральная Азия – не исключение: она также оказалась под влиянием тюрков. Тюркизация этого региона, как считает д-р Сунамис, началась с первой волной миграции тюрков, прибывших с Алтая и создавших в VI-м веке Тюркский каганат. Доктор Сунамис отмечает, что процесс проникновения тюрков в Центральную Азия продолжался на протяжении последующих столетий, вплоть до завоевания региона русскими в XIX веке. В течение всех предыдущих веков миграция тюркских народов в этом регионе не прекращалась, а продолжалась на Запад через Иранское нагорье на Кавказ и в Анатолию, благодаря победе тюрок-сельджуков над Византийской империей в битве при Манцикерте в 1071 году.
Тюркский каганат
Это массовая миграция людей наряду с политическим господством тюркских династий (со времени смерти последнего перса-саманида в 1005 г. все царствующие династии в ЦА имели тюрко-монгольское происхождение) означало медленную, но прогрессивную тюркизацию Центральной Азии. Однако новые люди, отчасти, приняли и культуру оседлых регионов, К примеру, в качестве языка управления, литературы и дипломатии был принят персидский язык, который оставался таковым еще в начале 20-го века.
При этом, большинство населения ЦА говорит на тюркских диалектах, принадлежащих к трем крупным языковым группам: кипчакской (к которым относятся казахи, каракалпаки и киргизы), огузской (туркмены) и карлукской (чагатаи, узбеки и уйгуры). Путешествуя по тюркскому миру, причем не только в ЦА, но и везде, где живут тюрки, человек постепенно переходит от одного тюркского диалекта к другому, так, что трудно определить где кончается один диалект и начинается другой.
Добавлю, что теоретически, имей такой путешественник время на углубление в диалект и освоение каждого из них, то это было бы самым захватывающим лингвистическим путешествием, о котором можно было бы мечтать. Действительно, проведите мысленные линии от суровой Якутии до Сирии (а в Средние века даже до Египта), от Мещеры до Центральной Индии, от Гагаузии до Восточного Туркестана – все это мир тюрков.
Кстати, д-р Сунамис отмечает, что в случае с таджикским языком, таджики, живущие среди тюрков уже на протяжении веков, до сих пор говорят на фарси, фактически на персидском, «который считается самым чистым из всех языков мира». Факт, красноречиво свидетельствующий об отсутствии у тюрков языкового шовинизма, выражающегося в принудительном насаждении своего языка и об отсутствии у них ассимиляторских устремлений.
Однако с утверждением о «самом чистом языке» можно и поспорить, поскольку в персидском языке присутствует огромный пласт тюркской и арабской лексики. И небольшой переводческий лайфхак: если кто-то испытывает затруднения с установлением того, из какого корня происходит то или иное арабское слово, то обратитесь, например, к персидско-русскому словарю: в нем арабские слова расположены в алфавитном порядке, без привязки к корням.
Д-р Сунамис приходит к интересному заключению о существовании турецко-иранской цивилизации, которая далека от внутренней конфронтации между двумя основными языковыми группами. Это сосуществование является замечательной характерной чертой современной Центральной Азии. Обо всей Центральной Азии лично я бы так не сказал, но локально такое явление, несомненно, имеет место быть, например, по линии Бухара-Самарканд.
Далее в свое исследование д-р Сунамис вводит исламскую составляющую. Она отмечает, что в науке многие предпочитают говорить об Арабо-мусульманском мире или цивилизации, которая дает довольно точное представление о предмете разговора. Однако другие тут же задаются вопросом: правильно ли включать в эту схему Магриб или нет. Да и сама концепция Ближнего Востока неоднозначна: насколько уместно включать в нее Иран и Афганистан? А тут еще и распад СССР, благодаря которому значительно расширился ареал мусульманского мира за счет «возвращения» в него Кавказа и стран Центральной Азии.
Например, профессор Рейнальдо Санчес Порро, мнение коего приводит д-р Сунамис, в свое определение Ближнего Востока включает и неарабские страны, которые простираются от Анатолийского плато до Кавказского горного массива, спускающегося через Иранское нагорье до Восточной пустыни, а также территории на северо-востоке, где человек снова поднимается на пики Памира. Таким образом, Ближний Восток профессора Порро включает в себя Турцию, Грузию, Азербайджан, Армению, Иран, Таджикистан и Афганистан, а также тюркские народы Средней Азии и российского Кавказа, такие как Дагестан, Чечня и Ингушетия.
Д-р Сунамис пишет: «Безусловно, такое разграничение региона имеет важную религиозную и культурную подоплеку, основанную на исторических связях, которые объединяют Ближний Восток и Центрально-Азиатские страны, несмотря на то, что карты и современные исторические наука полны решимости разделить их.
Ислам пришел в Юго-Западную часть Центральной Азии с арабским завоеванием, начавшимся с разгрома последнего сасанидского правителя в Мерве (ныне Туркменистан) в 651 году и закончившимся ровно через столетие, в 751 году, с победой армии халифата над китайским императором в Таласе (Южный Казахстан). Это завоевание … оказало важнейшее влияние на [религиозную] идентичность народов Центральной Азии, поскольку ислам в настоящее время является доминирующей религией».
Продолжение: Центральная Азия: загадка, которую нужно разгадать. Часть 3
Айдар Хайрутдинов